Следующим пунктом в их развивающейся схеме было сновидение с объектом и создание в сновидении полной материализации объекта с точки зрения их собственного ощущения.

— Этот акт, — сказала женщина, — называется первым шагом к абсолютному восприятию.

От простых объектов эти маги переходили к более сложным конструкциям. Конечной целью для всех них являлось визуальное представление в сновидении всего мира, и воссоздания таким образом абсолютно вероятной реальности, в которой они могли бы существовать.

— Когда кто-либо из магов моей линии приобретал способность делать это, — продолжала женщина, — он запросто мог забирать кого-либо в свое намерение, в свое сновидение. Это именно то, что я сейчас проделала с тобой, и то, что я делала со всеми нагвалями твоей линии.

Женщина захихикала.

— Ты лучше поверь в это, — сказала она так, словно я не верил. — Целые народы исчезли в таких сновидениях. Вот почему я сказала тебе, что эта церковь и этот город являются одной из тайн намерения, сконцентрированного во втором внимании.

— Ты сказала, что целые народы исчезли таким образом. Как это было возможно? — спросил я.

— Они создали визуальный образ, а затем воссоздали такую ситуацию в сновидении, — ответила она. — Ты никогда не создавал подобных визуальных образов чего-либо, поэтому тебе очень опасно входить в мое сновидение. Затем она предупредила меня, что пойти через четвертые врата и продвигаться по местам, которые существуют лишь в чьем-то воображении — весьма рискованно, так как каждый момент такого сна должен быть абсолютно личным моментом.

— Ты все еще хочешь идти? — спросила она.

Я сказал, что да. Потом она еще кое-что рассказала мне о сдвоенных позициях. Суть ее объяснения сводилась к тому, что, к примеру, я сновижу мой родной город, и мое сновидение началось, когда я лежал на правом боку и видел сон, что я заснул. Второе сновидение не должно быть обязательно сном о моем родном городе, но быть наиболее конкретным сном, какой только можно вообразить.

Она была уверена, что в своей практике сновидения я получал бесчисленное множество конкретных деталей, но заверяла меня, что каждая из них скорее всего была случайностью. Потому что единственным способом полностью контролировать сны является использование техники сдвоенных позиций.

И не спрашивай меня, почему, — добавила она. — Это просто происходит. Как и все остальное.

Она заставила меня встать и снова предостерегла меня, чтобы я не разговаривал и не отставал от нее. Она нежно взяла меня за руку так, словно я — ребенок, и повела к скоплению домов, казавшихся темными силуэтами. Мы шли по булыжной мостовой. Массивные речные камни были вбиты остриями в землю. Казалось, что рабочие нарочно оставили все неровности поверхности, и не пытаясь ее выровнять.

Дома представляли собою большие побеленные одноэтажные грязные строения с черепичными крышами. Внутри бесцельно бродили люди. Тени внутри домов вызывали у меня такое впечатление, словно любопытные, но напуганные соседи шушукаются за дверьми. Я видел также невысокие холмы вокруг города. В отличие от происходившего со мной в моих сновидениях, мои ментальные процессы оставались ясными. На мои мысли не влиял ход событий в сновидении. Мой разум подсказывал мне, что я находился в приснившейся версии города, в котором жил дон Хуан, но в другое время. Мое любопытство разгорелось. Я находился вместе с бросившей вызов смерти в ее сновидении. Но был ли это сон? Сама она говорила, что это был сон. Я хотел видеть все, быть сверхбдительным. Я хотел проверить все, видя энергию. Я чувствовал себя смущенным, но женщина еще крепче сжала мне руку, так, словно подавала мне знак, что согласна со мной.

Все еще чувствуя себя до абсурда робко, я машинально громко заявил о своем намерении видеть. В практике моего сновидения я использовал фразу «я хочу видеть энергию». Иногда я должен был говорить ее вновь и вновь до тех пор, пока не получал результат. На сей раз, как только я по своему обыкновению начал повторять это в городе сновидения этой женщины, она начала смеяться. Ее смех был похож на смех дона Хуана: глубокий непринужденный смех.

— Что тебя так развеселило? — спросил я, несколько обескураженный ее смехом.

— Хуан Матус не любит древних магов вообще и меня в особенности, сказала женщина в перерыве между приступами смеха. — Все, что мы должны сделать для того, чтобы видеть в наших снах, — показать своим маленьким пальцем на то, что мы хотим увидеть. Заставить тебя кричать в моем сне — это его способ направить мне свое послание. Ты должен признать, что он действительно умен.

Она на мгновение остановилась, затем продолжила с оттенком откровения:

— Ты вопишь, как дурной осел во время случки.

Чувство юмора магов привело меня в крайнее замешательство. Она смеялась так, что, казалось, уже не в состоянии была продолжать прогулку. Я чувствовал себя в глупом положении. Когда она успокоилась и к ней вернулось самообладание, она вежливо сказала мне, что я могу указать на все, что я хочу видеть в ее сновидении, включая ее саму.

Я указал мизинцем левой руки на дом. В этом доме не было энергии. Этот дом был как любой другой фрагмент в обычном сне. Я указывал на все остальное вокруг меня, результат был тот же.

— Укажи на меня, — предложила она. — Ты должен получить подтверждение, что именно этим методом сновидящие достигают видения.

И она была абсолютно права. Это был способ. В тот момент, когда я указал своим пальцем на нее, она стала сгустком энергии. Могу добавить, очень своеобразным сгустком. Ее энергетическая форма точно соответствовала тому, какой описывал ее дон Хуан; она выглядела как огромная морская раковина, закручивающаяся вовнутрь вдоль раскола, идущего по всей ее длине.

Я единственное существо, генерирующее энергию в этом сне, — сказала она. — Так что самым правильным для тебя будет просто за всем наблюдать.

В этот момент я впервые был поражен глубиной шутки дона Хуана. Он ухитрился сделать так, чтобы я выучился кричать в своем сне для того, чтобы я сумел крикнуть в плену сновидения, принадлежавшего бросившей вызов смерти. Это показалось мне настолько смешным, что я буквально задохнулся в приступе смеха.

Давай продолжим нашу прогулку, — мягко произнесла женщина, когда я перестал смеяться.

Там были лишь две улицы, которые пересекались; в каждой — по три квартала домов. Мы прошлись по всей длине обеих улиц. И не раз, а четырежды. Я смотрел на все и своим слухом сновидения внимал каждому шуму. Шумов было мало, только где-то далеко лаяли собаки или шепотом разговаривали люди, когда мы проходили мимо.

Собачий лай вызвал во мне незнакомое и сильное чувство. Я должен был остановиться. Я облегченно вздохнул, прислонившись плечами к стене. Прикосновение к стене было шокирующим, не потому что стена была необычная, а потому, что то, к чему я прикоснулся, было настоящей твердой стеной, как любая другая стена, до которой я когда-либо дотрагивался. Я почувствовал это своей свободной рукой. Я провел пальцами по ее грубой поверхности. Это действительно была стена.

Ее ошеломляющая реальность немедленно заставила меня забыть об этом необычном ощущении, и ко мне вернулся интерес к продолжению наблюдения. В особенности я искал те черты, которые соотносились бы с городом моего дня. Тем не менее, как я ни пытался, соответствий не находилось. В этом городе тоже была площадь, но она находилась перед церковью. На площадь выходила галерея.

В лунном свете холмы вокруг города были ясно видны и почти узнаваемы. Я пытался сориентироваться, наблюдая за Луной и звездами так, словно я находился в реальной повседневной жизни. Месяц был на ущербе, вероятно, был первый день после полнолуния. Он находился высоко над горизонтом. Должно быть, было между восемью и девятью часами вечера. Я видел Орион справа от Луны; две главные звезды — Бетельгейзе и Ригель — находились на одном уровне с Луной. Я определил начало декабря. Мое время было — май. В мае Орион нигде в это время суток не виден. Я смотрел на Луну очень долго. Ничего не изменилось. Это была Луна, насколько я мог судить. Несоответствие во времени очень меня взволновало.